И нет уже свидетелей событий

И не с кем плакать, не с кем вспоминать.

И медленно от нас уходят тени,

Которых мы уже не призываем,

Возврат которых был бы страшен нам.

А. Ахматова. Есть три эпохи у воспоминаний…

Сложно вспомнить, когда я впервые узнала о депортации. В конце 1990-х и в 2000-е о ней говорили свободно - в школах проводились уроки памяти, мы писали сочинения на русском и калмыцком языках, готовили рефераты. Я не помню Элисту без памятника «‎Исход и возвращение»‎, а в 2004 году 28 декабря стал официальным нерабочим Днем памяти жертв депортации калмыцкого народа. 2004 год - всего лишь 20 лет назад... Или уже 20 лет? За это время выросло еще одно поколение - четвертое - у которых будет свой собственный взгляд, и мне было хотелось, чтобы он продолжал быть личным.

Моя мама родилась в Ханты-Мансийске, что не вызывало удивления - в те годы калмыки еще жили в Сибири, и такие места рождения воспринимались как норма. С другой стороны, в моей семье в эту дату не происходил отдельный ритуал поминовения. Первое поколение депортированных давно умерло, почти не передав никакой информации о годах ссылки своим детям. И интерес к семейной истории, который неизбежно приводит к сибирским годам в любой калмыцкой семье, не стал первопричиной моего личного интереса к этой теме.

Книги о депортации были в нашем доме, и, как оказалось, проштудированы мной в школьные годы с карандашом, однако ничего, кроме общий представлений о ссылке, они не оставили. Важным поворотом, я думаю, стало прочтение книги воспоминаний «Калмыки. Депортация. Возвращение»‎ Института аридных территорий, выпущенное к 75-летию даты в 2018 г. Именно личные истории - многочисленные, разные, где-то печальные, а где-то очень светлые - изменили что-то в моем шаблонном взгляде на эти события. Я впервые читала о том, что многие из повзрослевших и родившихся в Сибири не хотели оттуда уезжать: поразительно, раньше я и подумать об этом не могла, ведь казалось, что все хотят вернуться на Родину, но что, если твоя Родина - это уже не Калмыкия? Узнавала больше о годах, проведенных в ссылке: шутка ли, 13 (а часто и больше) лет - огромная часть жизни, взросления, становления как человека и профессионала с друзьями, коллегами, первыми влюбленностями. Мне открылся огромный и намного более многомерный мир под привычным с детства названием «депортация». От этих интервью, наряду с острым чувством несправедливости, гнева, боли, страха появилось ощущение буддийского принятия жизни, в котором есть место и любви, и дружбе, и благодарности.

С 2022 года как волонтер я собирала вечера памяти 28 декабря в Государственном Музее истории ГУЛАГа. Слушая исследователей, смотря документальные фильмы с воспоминаниями выживших, удавалось создать безопасное и интимное пространство для проживания нашей общей боли. Почему-то я чувствовала, что мне нужен этот сеанс психотерапии, и даже если он нужен хотя бы еще одному человеку, его стоило бы проводить. К моему удивлению, в снежные, темные и суетливые предновогодние вечера почему-то приходили люди разных поколений, чтобы в темном кинозале музея посидеть вместе и разделить свои чувства с незнакомыми людьми, а трансляцию посмотрели тысячи человек. Оказалось, что многие несут в себе какой-то комок, поднывающий хотя бы раз в год.

Подробнее изучая исследования, я стала понимать, что многие бессознательные стратегии успеха в моей жизни - это классические паттерны выживания калмыков в ссылке: быть лучше, умнее, знать больше, чем нужно, потому что всегда могут дискриминировать - и с таким же ощущением я готовилась к поступлению в МГУ; выделяться хоть в чем-то, если не в учебе, так в спорте - во многих воспоминаниях упоминается, что было тяжело с русским языком, поэтому старались блистать в математике или в лыжах; вливание в систему, игра по ее правилам вместо бойкотирования - калмыки адаптировались к условиям ссылки, и благодаря этому сохранили свою культуру, выжили и смогли вернуться.

Наши дедушки и бабушки молчали. Боль была такой невыносимой, более того, несколько десятков лет о ней нельзя было говорить. Съедая изнутри, эта боль сквозила в неосторожных или резких словах, движениях, бессознательно передаваясь следующему поколению. Я с глубоким сопереживанием благодарю поколение, которое выстояло, сочувствуя их собственным потерям и цене молчания.

Жизнь идет своим чередом, с каждым годом 28 декабря 1943 года все дальше и дальше. Всем нам нужно прикладывать дополнительные усилия, чтобы тренировать свою душу, чтобы эмоционально, а не формально подключаться к этой дате. Записывайте все, что возможно записать, делитесь переживаниями, не отворачивайтесь от боли - это и есть самые светлые проблески человечности.
Многие памятные даты и события со временем перестают нести заряд жизни, окончательно превращаясь в параграф в учебнике. Так работает ход времени. Существует опасность идеализации или, наоборот, излишне критического восприятия прошлого. Тем не менее, личное осмысление помогает глубже понять исторические процессы и связать их со своей собственной историей. Сохранение памяти о депортации — это не только акт уважения к предкам, но и шаг к пониманию самих себя.